Неточные совпадения
Дмитрий лежал
на койке, ступня левой ноги его забинтована; в синих брюках и вышитой рубахе он был похож
на актера украинской труппы. Приподняв
голову, упираясь рукою в постель, он морщился и бормотал...
— В деревне я чувствовала, что, хотя делаю работу объективно необходимую, но не нужную моему хозяину и он терпит меня, только как ворону
на огороде. Мой хозяин безграмотный, но по-своему умный мужик, очень хороший
актер и человек, который чувствует себя первейшим, самым необходимым работником
на земле. В то же время он догадывается, что поставлен в ложную, унизительную позицию слуги всех господ. Науке, которую я вколачиваю в
головы его детей, он не верит: он вообще неверующий…
Патрон был мощный человек лет за пятьдесят, с большою, тяжелой
головой в шапке густых, вихрастых волос сивого цвета, с толстыми бровями; эти брови и яркие, точно у женщины, губы, поджатые брезгливо или скептически, очень украшали его бритое лицо
актера на роли героев.
О своем намерении поступить в
актеры (до того оно сильно запало ему в
голову) Вихров даже написал Мари, спрашивая ее, — должен ли он этого желать и следует ли ему о том хлопотать; и в ответ
на это получил почти грозное послание от Мари.
И стал мой дядя веселый, речистый: пошел вспоминать про Брюллова, как тот, уезжая из России, и платье, и белье, и обувь по сю сторону границы бросил; про Нестора Васильевича Кукольника, про Глинку, про
актера Соленика и Ивана Ивановича Панаева, как они раз,
на Крестовском, варили такую жженку, что у прислуги от одних паров
голова кругом шла; потом про Аполлона Григорьева со Львом Меем, как эти оба поэта, по вдохновению, одновременно друг к другу навстречу
на Невский выходили, и потом презрительно отозвался про нынешних литераторов и художников, которые пить совсем не умеют.
Несчастливцев. Ты у меня не смей острить, когда я серьезно разговариваю. У вас, водевильных
актеров, только смех
на уме, а чувства ни
на грош. Бросится женщина в омут
головой от любви — вот актриса. Да чтоб я сам видел, а то не поверю. Вытащу из омута, тогда поверю. Ну, видно, идти.
Когда
актер, с
головы до ног опутанный театральными традициями и предрассудками, старается читать простой, обыкновенный монолог «Быть или не быть» не просто, а почему-то непременно с шипением и с судорогами во всем теле или когда он старается убедить меня во что бы то ни стало, что Чацкий, разговаривающий много с дураками и любящий дуру, очень умный человек и что «Горе от ума» не скучная пьеса, то
на меня от сцены веет тою же самой рутиной, которая скучна мне была еще сорок лет назад, когда меня угощали классическими завываниями и биением по персям.
Наконец, Сусанин падает под ножом поляков; публика готова была зааплодировать
актеру, который теперь безмолвно лежал
на полу, как настоящий убитый, но он поднимает свою плешивую
голову и говорит...
Долгорукову Рифейские горы, олени и сурки, только они так прочно засели у него в
голове, что я никогда не мог разуверить его, что не бывал
на Рифейских горах, не гонялся за оленями, не ловил сурков и что я давнишний
актер.
Файбиш придержал лошадей, осмотрелся кругом, привстал
на санях и вдруг круто, без дороги свернул направо. Лошади увязли по брюхо в снегу, мотая
головами и фыркая, и Цирельман услышал теплый, едкий запах конского пота. Старый
актер совсем не мог теперь представить себе места, по которому ехал. Он чувствовал себя бессильным и покорным, во власти сидевшего впереди, знакомого и в то же время чужого, непонятного, страшного человека.
И все-таки, несмотря
на свое убожество, этот наивный грим придавал
голове актера странное и трогательное сходство с лицами ветхозаветных пророков.
Я говорил, как плохой
актер говорит заученный монолог, и мерзко было
на душе… Мне вдруг пришла в
голову мысль: а что бы я сказал ей, если бы не было этой спасительной сельской учительницы, альфы и омеги «настоящего» дела?
Тут только я вспоминаю, что помимо сцены существует зрительный зал по ту сторону рампы. Поворачиваю туда
голову и замираю. Десятки биноклей направлены
на сцену. Оживленный говор, пестрота, нарядов сногсшибательные шляпы с колышущимися
на них перьями, подвижные бритые лица
актеров и, наконец, первый ряд, занятый администрацией и «светилами» нашей образцовой сцены, — все это смешалось в моих глазах.
Гранильщик был высокий, худой старик, немного сгорбленный, с совершенно белыми длинными волосами и с быстрыми карими глазами, взгляд которых выражал большую сосредоточенность с оттенком чего-то такого, что замечается у больных людей, одержимых горделивым помешательством. Согнутый в хребте, он держал
голову вверх и смотрел как король.
Актер, глядя
на Венцеля, мог бы превосходно загримироваться Лиром.
Но он поднял
голову, и посреди грязного тротуара,
на пустынной кладбищенской улице стоял он не пред
актером, а пред настоящим… писателем Тульским, которого он когда-то"поощрял".